— По всей видимости, Л. Боб Райф питает большой интерес к Древнему Шумеру.
— В основанном им Библейском колледже Райфа самый богатый в мире факультет археологии. Они проводили раскопки в Эриду, который являлся культовым центром бога Энки.
— Как все это взаимосвязано?
Библиотекарь поднимает брови.
— Прошу прощения?
— Ну, давай попробуем методом исключения. Тебе известно почему Лагоса интересовали именно шумерские надписи а не, скажем, египетские или греческие?
— Египет был цивилизацией камня. Свое искусство и архитектуру они создавали в камне в надежде, что те сохранятся вечно. Но на камне нельзя писать. Поэтому они изобрели папирус и писали на нем. Однако папирус недолговечен. Поэтому хотя их искусство и архитектура дошли до наших дней, их письменные свидетельства — их данные — по большей части утеряны.
— А как насчет иероглифических надписей?
— Лагос называл их «стикерами». Коррумпированные политические речи. У египтян была прискорбная тенденция создавать надписи с восхвалениями своих военных побед еще до того, как состоялись сами битвы.
— А шумеры от них отличались?
— Шумер был цивилизацией глины. Из нее шумеры возводили свои здания, на ней же и писали. Статуи они отливали из гипса, который растворяется в воде. Поэтому здания и статуи давно уже разрушились под воздействием влажности. Тем не менее глиняные таблички запекали или закапывали в кувшинах. Поэтому все данные шумерской цивилизации сохранились. Египет оставил наследие в виде искусства и архитектуры, наследие Шумера — в его мегабайтах.
— И сколько этих мегабайт?
— Столько, сколько археологи дают себе труда раскопать. Шумеры писали на всем. Когда строилось здание, они покрывали клинописью каждый кирпич. Когда здание обрушивалось, разбросанные по пустыне кирпичи оставались. В Коране ангелы, посланные разрушить Содом и Гоморру, говорят: «Мы посланы к нечестивому народу, чтобы обрушить на них град глиняных камней, отмеченных Тобой, о Господь, для уничтожения грешных». Лагосу показалось интересным такое беспорядочное распространение информации на практически вечном носителе. Он говорил о спорах, разносимых ветром… полагаю, здесь имеет место какая-то аналогия.
— Верно. Скажи мне, надпись на этом глиняном конверте переведена?
— Да. Это предостережение. Оно гласит: «Эта оболочка содержит нам-шуб Энки».
— Я уже знаю, что такое нам-шуб. Что такое нам-шуб Энки?
Уставившись в пустоту, Библиотекарь театрально откашливается:
— В незапамятные времена не было скорпиона, не было змеи,
не было гиены, не было льва,
не было дикой собаки, не было волка,
не было страха, не было ужаса,
не было соперника человеку.
В те времена земля Шубур-Хамази,
дружноязычный Шумер, великая страна ме, титула царей царства,
Ури, страна всего, что следует уместно,
страна Марту, покоящаяся в мире,
все окруженные заботой народы
с речью обратились к Энлилю на одном языке.
Тогда дерзкий властелин, царь непокорный,
Энки, властелин изобилия, чьи приказания достойны веры, надежны,
податель мудрости, озирающий страну,
первый среди богов,
властелин Эриду многомудрый,
изменил речь в их устах, вложил в нее раздор,
в речь человека, что был когда-то един.
Это перевод Кремера.
— Но это же история. Я думал, нам-шуб — заклинание.
— Нам-шуб Энки — одновременно и история, и заклинание, — отвечает Библиотекарь. — Самореализующееся художественное произведение. Лагос полагал, что в своей исходной форме, на которую только намекает перевод, оно производило то действие, какое описывает.
— Ты имеешь в виду, изменяло речь в устах людей?
— Да, — кивает Библиотекарь.
— Но ведь это же история Вавилонской башни, так? — говорит Хиро. — Все говорили на одном языке, а потом Энки изменил их наречия так, что они перестали понимать друг друга. Наверное, это и легло в основу библейской легенды о Вавилонской башне.
— В данном помещении содержится ряд карточек, прослеживающих данную взаимосвязь, — соглашается Библиотекарь.
— Ранее ты уже упоминал, что все говорили на шумерском. А потом вдруг все его разом забыли. Он просто исчез, как динозавры. И нет данных о геноциде, что объяснило бы, как это произошло. Что укладывается в историю о Вавилонской башне и в историю с нам-шуб Энки. Лагос считал, что Вавилон на самом деле имел место?
— Он был в этом убежден. Его действительно тревожило огромное число существующих на земле языков. На его взгляд, их просто слишком много.
— Сколько?
— Десять тысяч. Во многих частях света можно встретить народы одной этнической группы, живущие в сходных условиях на расстоянии нескольких миль друг от друга и говорящих на языках, которые не имеют между собой ровным счетом ничего общего. И это не единичный случай, такое наблюдается повсеместно. Многие лингвисты пытались понять «эффект Вавилона», найти ответ на вопрос, почему человеческие языки имеют тенденцию к фрагментации, а не к конвергенции в общее наречие.
— На данный момент нашел кто-нибудь ответ?
— Вопрос глубокий и сложный, — говорит Библиотекарь. — У Лагоса была своя теория.
— Да?
— Он полагал, что такое историческое событие, как Вавилонское столпотворение, действительно имело место. Оно случилось в конкретном месте и в конкретное время и совпало с исчезновением шумерского языка. До Вавилона/Инфокалипсиса существовала тенденция к конвергенции языков. А после у языков появилась тенденция к дивергенции, к тому, чтобы становиться взаимно непонятными… эта тенденция, говоря его словами, сходна со змеей, обвившей ствол мозга человека.